Собственно, кроме меня, мамы, братика и некоего Фарада (все, что известно о нем — что «хозяин дома» научил его сушить сухари) в доме никого. Странные запасы — ящик питьевого йогурта, ящик плавленных сырков и ящик сухариков «со вкусом курицы и сыра» (не Фарад ли их сушил?).

Мы точно знаем, что он придет. И он приходит. Когда под рукой нет ни живого огня, ни текучей воды, ни серебряных пуль и стрелялки для них, ни даже банального осинового кола, а защищаться надо — в ход идут подручные средства. Самым сподручным для меня оказался толстый темно-синий «немецко-русский словарь» — от удара им плашмя по голове ходячий труп «замедляется». На удары руками в лицо (братик выступил) он реагирует, тупо, конечно, но довольно быстро, а от словаря начинает жестоко тормозить. Всё остальное время тоже замедляется, но только как следствие и это почти не мешает. Комната с большой кроватью типа «спальня», Фарад заходит сзади и роется в дамской сумочке. Если ему сейчас удастся достать ножницы и правильно их воткнуть — эта фигня закончится и моим уставшим лапкам больше не придется поднимать и опускать тяжелый «немецко-русский словарь».

Зомби оборачивается и пытается поймать Фарада за руку. Он уже очень замедлен, Фарад отпрыгивает на кровать, роняет ножницы, жалобно произносит: «Но как же так, я же профессионал... профессионал...» и забивается в угол. Потом он как-то выскользнул в другую комнату — куда после неудачных размахиваний руками свалил и братик. Я продолжаю избивать трупа словарем. Что делать дальше, когда совсем устану, представляю крайне смутно. Мама держится за моей спиной. Зомби, оказывается, тоже слабеет от моих ударов. Гоню его к кровати, потом бью со всей дури — даже подпрыгнуть пришлось — и он падает. Дальше проще — стараюсь, чтобы удары приходились уже не сверху, а под челюсть — он от этого сдвигается и скоро уже шея окажется на спинке кровати, а голова за ней, без опоры.

Мама накрывается каким-то старым плащом и засыпает, как ни в чем не бывало. Труп наконец принимает нужное мне положение — можно уже ударить ребром словаря по глазам, что я и делаю. Да, во первых, он больше не видит, во вторых шея таки сломалась. Но нужно еще отделить голову, тогда он точно сдохнет совсем. Рублю шею сначала углами словаря, потом ребром какого-то подноса — хорошо, что он не живой, кровью не брызгает. Очень долго и очень нудно, какие-то трахеи, сухожилия, что там еще в шее... всё мокрое и несвежее... с тысяча-какого-то уже удара — скрежет подноса по кости, но кость уже сломана, голова висит только на коже, перерезаю её сломанными ножницами, оставшимися от Фарада.

Победа. Такая победа. Думаю, что маме было бы неприятно проснуться в таком «обществе», что надо прибраться и вообще.