Сон #659
Сегодня мне приснился сон. Вроде бы, ничего особенного, но он заставил меня задуматься. Порой просыпаясь, несколько мгновений ты ещё не совсем ты. Не вступил в новый день, не занялся пересчетом проблем, не наступил на горло своей песне. Тебя ещё не волнует излишний вес, пенсионная реформа и то, что «она опять не позвонила». Твои глаза открыты, но мыслями ты еще в том сне, ты переживаешь его вновь и вновь, пытаешься вспомнить детали. Это важно, ведь через несколько часов ты почти всё забудешь. Но, кроме всего этого, есть ещё кое-что... Назвать можно по-разному, но это основная идея, вывод, который ты извлёк. Порой выглядит как откровение господа бога.
Мне приснился путь. Путь на велосипеде в каком-то направлении, где я точно знал — мне будет хорошо. Я не ошибся, я достиг какого-то небольшого картофельного поля, а за ним я оставил велосипед и приблизился к небольшой будке. «Будка» — слово не подходящее, но это первое, что пришло мне в голову. Небольшая, всего, наверное, 4 квадратных метра в площади, комната, стенами которой были кустарники малины и винограда, они же венчали собой и потолок. Комната эта была будто окном в другой мир. Там не было двери, ты просто заходил в неё и видел через огромное окно, ради которого она и была построена. Видел нечто прекрасное, словами описать трудно.
Комната была будто на холме, весь этот прекрасный мир расстилался внизу. Большое озеро с темной водой, оно будто живое, трепетало и двигалось по воле ветра, а солнце обнаруживало это движение и приумножало мериадой бликов, которые казались стайками золотых рыбок, которые плывут, играя на поверхности воды. Все озера, увиденные мною в реальной жизни, ограничивались песком какого-то неприветливого цвета, но только не это. Озеро, увиденное мною во сне, было окружено полем насыщенной высокой травы совершенного, эталонного зеленого цвета. Казалось, все зеленые краски мира, появились именно из этого зеленого, из этого поля.
Поле, в свою очередь, было окружено лесом. Во сне я решил, что это лишь осенний лес. Но сейчас я понимаю, что никогда в жизни и в кино я не видел ничего подобного. Казалось, что листья деревьев содержат в себе все краски мира. Деревья, будто в добрую насмешку полю, повторили его насыщенный зеленый, но добавили к нему все возможные вариации и оттенки этого цвета, а кроме этого были и жёлтые листья, цвета спелого банана, и красные, цвета багрового заката, и все прочее, что содержится и не содержится в цветовой палитре нашего мира.
Во сне сознание плывет по течению, и самой простой аналогией был именно осенний лес. Но лес в моем сне не был похож на царственное увядание настоящего осеннего леса. Он был жив и каждым своим листочком, не поддававшимся ветру, доказывал это. И именно в эти моменты, когда все листья двигались в едином порыве ветра, начиналось что-то особенное, одно их тех чудес, наблюдая которые мы непроизвольно открываем наши глаза пошире. Колыхаясь, эти листья, содержащие в себе весь цветовой спектр, начинали будто гореть живым, единым, огнем.
Увлеченный очередной вспышкой, я не услышал приближение человека. А зря, ведь он, подойдя совсем близко, перерезал мне горло. Порез был не слишком глубоким, и умирал я довольно долго. Перед моими глазами не промелькнула жизнь, было больно и очень холодно.
Я смотрел на него и всё силился спросить, почему он, собственно говоря, это сделал. Но раздавались лишь хлюпающие звуки, я зажал руками порез, силился стянуть кожу и все-таки спросить. А он улыбался. Нет, это не была улыбка маньяка, это была улыбка любящего отца. Не припомню, чтобы мой так мне улыбался, но это было именно так. Отец, которого у меня никогда не было, положил руку на мое левое плечо (правое было в крови) и сказал, продолжая улыбаться: «туда», — он кивнул на окно, — «можно попасть только так»...
Мне приснился путь. Путь на велосипеде в каком-то направлении, где я точно знал — мне будет хорошо. Я не ошибся, я достиг какого-то небольшого картофельного поля, а за ним я оставил велосипед и приблизился к небольшой будке. «Будка» — слово не подходящее, но это первое, что пришло мне в голову. Небольшая, всего, наверное, 4 квадратных метра в площади, комната, стенами которой были кустарники малины и винограда, они же венчали собой и потолок. Комната эта была будто окном в другой мир. Там не было двери, ты просто заходил в неё и видел через огромное окно, ради которого она и была построена. Видел нечто прекрасное, словами описать трудно.
Комната была будто на холме, весь этот прекрасный мир расстилался внизу. Большое озеро с темной водой, оно будто живое, трепетало и двигалось по воле ветра, а солнце обнаруживало это движение и приумножало мериадой бликов, которые казались стайками золотых рыбок, которые плывут, играя на поверхности воды. Все озера, увиденные мною в реальной жизни, ограничивались песком какого-то неприветливого цвета, но только не это. Озеро, увиденное мною во сне, было окружено полем насыщенной высокой травы совершенного, эталонного зеленого цвета. Казалось, все зеленые краски мира, появились именно из этого зеленого, из этого поля.
Поле, в свою очередь, было окружено лесом. Во сне я решил, что это лишь осенний лес. Но сейчас я понимаю, что никогда в жизни и в кино я не видел ничего подобного. Казалось, что листья деревьев содержат в себе все краски мира. Деревья, будто в добрую насмешку полю, повторили его насыщенный зеленый, но добавили к нему все возможные вариации и оттенки этого цвета, а кроме этого были и жёлтые листья, цвета спелого банана, и красные, цвета багрового заката, и все прочее, что содержится и не содержится в цветовой палитре нашего мира.
Во сне сознание плывет по течению, и самой простой аналогией был именно осенний лес. Но лес в моем сне не был похож на царственное увядание настоящего осеннего леса. Он был жив и каждым своим листочком, не поддававшимся ветру, доказывал это. И именно в эти моменты, когда все листья двигались в едином порыве ветра, начиналось что-то особенное, одно их тех чудес, наблюдая которые мы непроизвольно открываем наши глаза пошире. Колыхаясь, эти листья, содержащие в себе весь цветовой спектр, начинали будто гореть живым, единым, огнем.
Увлеченный очередной вспышкой, я не услышал приближение человека. А зря, ведь он, подойдя совсем близко, перерезал мне горло. Порез был не слишком глубоким, и умирал я довольно долго. Перед моими глазами не промелькнула жизнь, было больно и очень холодно.
Я смотрел на него и всё силился спросить, почему он, собственно говоря, это сделал. Но раздавались лишь хлюпающие звуки, я зажал руками порез, силился стянуть кожу и все-таки спросить. А он улыбался. Нет, это не была улыбка маньяка, это была улыбка любящего отца. Не припомню, чтобы мой так мне улыбался, но это было именно так. Отец, которого у меня никогда не было, положил руку на мое левое плечо (правое было в крови) и сказал, продолжая улыбаться: «туда», — он кивнул на окно, — «можно попасть только так»...